Фото: fedpress.ru На выборах в Европейский парламент в июне крайне правые политические партии выступили лучше, чем когда-либо прежде. Два крайне правых альянса теперь являются третьей и четвертой по величине группировками в парламенте, опередив центристскую группу Renew Europe. Во Франции «Национальное объединение» Марин Ле Пен оказалось крупнейшей партией в европейских опросах, что побудило президента Франции Эммануэля […]
Фото: fedpress.ru
На выборах в Европейский парламент в июне крайне правые политические партии выступили лучше, чем когда-либо прежде.
Два крайне правых альянса теперь являются третьей и четвертой по величине группировками в парламенте, опередив центристскую группу Renew Europe. Во Франции «Национальное объединение» Марин Ле Пен оказалось крупнейшей партией в европейских опросах, что побудило президента Франции Эммануэля Макрона распустить Национальное собрание своей страны и объявить внеочередные выборы.
RN не получила абсолютного большинства голосов, но впервые стала крупнейшей единой партией в национальном законодательном органе.Эти недавние электоральные успехи крайне правых во Франции, а также успехи в Германии, Италии, Нидерландах и других странах Европы, вызвали немалое смятение. Успехи крайне правых за последние пару лет заставили многих сторонников Европейского Союза-центристов осознать возможность захвата ЕС крайне правыми, что долгое время считалось концептуально и практически невозможным. С точки зрения этих встревоженных центристов, национализм крайне правых представляет собой фундаментальную угрозу проекту европейской интеграции. Согласно этой точке зрения, крайне правые — это своего рода чуждая сила, изначально антитетическая ЕС, — она «антиевропейская».
Однако такое мышление основывается на фундаментальном непонимании как крайне правых, так и ЕС. По правде говоря, крайне правые и ЕС гораздо более совместимы, чем многим хотелось бы верить. Пылкий «цивилизационизм» крайне правых, который рассматривает Европу как белый христианский блок, по сути не противоречит якобы либеральному проекту европейской интеграции, а, скорее, всегда был его частью. Фактически, поскольку либеральные политики, такие как Макрон, все чаще говорят о Европе в цивилизационных терминах, видения «проевропейских» центристов-правых и евроскептиков-крайних правых сходятся.
Если бы крайне правые стали еще более могущественными в ЕС, чем сейчас, блок не развалился бы автоматически, как многие себе представляют. Скорее, он, скорее всего, продолжил бы свой путь, по которому он уже идет, — то, что я назвал «цивилизационным поворотом» в европейском проекте. Размышления в бинарном ключе о либеральном ЕС, осажденном нелиберальными крайне правыми, выносят проблему крайне правых за пределы ЕС, скрывая более четкое понимание того, как ЕС может развиваться в будущем.
ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ЕЕ НЕДОСТАТКИ
В Европе крайне правые долгое время понимались в первую очередь — даже исключительно — как националисты. Для многих, кто верит в европейский проект, на самом деле, именно этот национализм и является тем, что не так с крайне правыми. Но этот аргумент упрощает мышление крайне правых. Помимо того, что они националистичны, они также цивилизационисты — то есть они стремятся говорить не только от имени страны против Европы, но и от имени Европы против остального мира. В частности, они говорят от имени европейской цивилизации, которой, по их мнению, угрожают небелые иммигранты, которые, по их мнению, заменяют коренное население Европы.
Фото: yahoo.com
Помимо упрощения крайне правых, сосредоточенных исключительно на их национализме, многие идеализировали ЕС как космополитический проект, подобно тому, как некоторые американцы идеализируют Соединенные Штаты и поэтому считают бывшего президента Дональда Трампа «неамериканцем». Многие люди в Европе воображают, что когда они решают думать о себе как о европейцах, а не как о французах, немцах и т. д., они фактически заявляют, что они граждане мира. Премьер-министр Великобритании Тереза Мэй высмеяла ЕС как космополитический проект, когда, защищая Brexit в 2016 году, она заявила: «Если вы верите, что вы гражданин мира, вы не гражданин нигде».
Аналогичным образом, сторонники европейской интеграции, то есть устранения барьеров для движения капитала, товаров и людей в пределах Европы, часто говорят об этом так, как будто это глобальная интеграция. Например, когда ЕС был награжден Нобелевской премией мира в 2012 году, президент Европейской комиссии Жозе Мануэль Баррозу сказал, что европейский проект показал, «что народы и нации могут объединяться, невзирая на границы», и «что можно преодолеть различия между «ними» и «нами».
В действительности ЕС всегда был проектом, который является аналогом национализма, а не его противоположностью — назовем его регионализмом, своего рода квазинационализмом в более крупном, континентальном масштабе. Его сторонники любят верить, что он может быть основан только на гражданских ценностях. Но европейский регионализм всегда также включал этнические и культурные элементы, связанные с христианством и белизной. Эти этнические и культурные элементы европейской идентичности не просто исчезли в 1945 году в результате великого пожара Второй мировой войны. Скорее, они сохранялись и после него и формировали сам европейский проект, который в контексте холодной войны представлялся как в цивилизационном, так и в идеологическом плане.
Существует также особая американская версия этой тенденции идеализировать ЕС как модель многосторонности, которая является антитезой всего, за что выступает Трамп. Однако ЕС уже гораздо более трамповский, чем многие американцы думают, особенно в своем подходе к иммиграции: он тоже строит стену. Южная граница ЕС гораздо опаснее, чем южная граница Соединенных Штатов. Более 30 000 человек погибли, пытаясь пересечь Средиземное море с 2014 года — это в пять раз больше, чем число людей, погибших при пересечении пустыни Сонора или Рио-Гранде за тот же период. По данным Human Rights Watch, политика ЕС в отношении мигрантов заключается в том, чтобы просто «позволить им умереть».
СФОРМИРОВАНО ИЗНУТРИ
Эти два заблуждения — что крайне правые являются националистами, а ЕС по своей сути космополитичен — создали слепое пятно вокруг того, как может выглядеть крайне правый ЕС. Те, кто связывает крайне правых исключительно с настойчивым требованием национального суверенитета, склонны беспокоиться о том, что если крайне правые станут сильнее, это помешает дальнейшей интеграции в ЕС или, что еще хуже, приведет к европейской дезинтеграции — то есть к распаду ЕС, поскольку власть вернется из Брюсселя в государства-члены. Но есть и другая возможность: ЕС, в котором интеграция продолжится, по крайней мере в некоторых областях, но будет происходить по линиям, которые все больше задаются крайне правыми.
Поскольку крайне правые продолжают расти, ЕНП ясно дала понять, что, по ее мнению, она должна отреагировать, приняв еще более жесткие меры по прекращению иммиграции, чем она уже принимала с 2015 года. После выборов в Нидерландах в прошлом году, на которых Партия свободы, возглавляемая крайне правым смутьяном Гертом Вилдерсом, стала крупнейшей партией в голландском парламенте, лидеры ЕНП, такие как президент группы Манфред Вебер, заявили, что способ победить «популизм» — это остановить просителей убежища, направляющихся в Европу. Следуя модели, установленной соглашением, подписанным в 2016 году между ЕС и Турцией, ЕС впоследствии заплатил авторитарным государствам в Северной Африке, чтобы они насильственно остановили мигрантов, пересекающих Средиземное море, — несмотря на заявления ЕС о том, что он выступает за демократию и права человека.
Поскольку проевропейские центристы-правые дали возможность крайне правым, крайне правые также стали более склонны действовать в рамках ЕС, а не просто пытаться помешать ему. Особенно поразительно, что Фабрис Леджери — директор пограничного агентства ЕС Frontex с 2015 по 2022 год, за это время бюджет агентства увеличился с примерно 160 миллионов долларов до примерно 830 миллионов долларов, — баллотировался в качестве кандидата в RN на недавних европейских выборах и теперь является членом Европейского парламента. То, что ведущее агентство ЕС по миграции в течение последнего десятилетия возглавлял сторонник Ле Пен, является хорошей иллюстрацией того, как, вместо того чтобы угрожать ЕС извне, крайне правые в течение некоторого времени формировали его изнутри.
ИЛЛЮЗИЯ АВТОНОМИИ
Фото: russian.rt.com
Рост крайне правых в Европе также имеет последствия для текущих дебатов о европейской безопасности. За последние несколько месяцев поток предложений дал европейцам советы о том, как реагировать на второе президентство Трампа — или, как некоторые говорят, как Европа может быть «защищена от Трампа» . Многие из тех, кто дает эти рекомендации, говорят о Европе в общем, как будто это четко определенный и единый субъект. Но что еще хуже этого искажения, многие аналитики также склонны игнорировать политические события в самой Европе. Фактически, они, похоже, говорят о проблеме европейской безопасности так, как будто единственное крайне правое правительство в Европе — это правительство Орбана в Венгрии. На самом деле есть и другие, включая правительство премьер-министра Италии Джорджии Мелони, — и в будущем их может быть больше.
Текущие дебаты в Брюсселе и других европейских столицах о необходимости европейской «стратегической автономии» — другими словами, ЕС, которому больше не нужно полагаться на военную защиту Соединенных Штатов, — это повторение дебатов, вызванных избранием Трампа в 2016 году. С тех пор европейские аналитики в основном сосредоточились на механике того, как достичь того, что немцы называют Handlungsfähigkeit , или «способностью действовать». Одним из конкретных аспектов проблемы является то, что Соединенное Королевство — ключевой поставщик европейской безопасности, как показала его ведущая роль в поддержке Украины — теперь находится за пределами ЕС, что ограничивает потенциал ЕС как средства обеспечения европейской безопасности.
Однако теперь есть еще более глубокая проблема. Подъем крайне правых в Европе показывает, что получение большей стратегической автономии от Соединенных Штатов не является беспроблемной альтернативой НАТО, как многие по обе стороны Атлантики, похоже, предполагают. То, что стратегическая автономия будет означать на практике для большинства европейских стран, включая Германию, — это обмен зависимости от Соединенных Штатов на зависимость друг от друга и особенно от Франции, единственной ядерной державы ЕС. Но возможность крайне правого правительства во Франции — вероятный исход следующих президентских выборов в 2027 году — делает такую зависимость от Франции еще менее привлекательной, чем она уже была бы, не в последнюю очередь из-за многочисленных публичных связей Ле Пен с президентом России Владимиром Путиным.
Можно было бы утверждать, что для европейских стран, включая Германию, было бы предпочтительнее полагаться на Ле Пен, а не на Трампа в вопросах безопасности. В частности, реалист мог бы утверждать, что какой бы ни была идеология их правительств, европейские страны, тем не менее, разделяют схожие стратегические интересы, совпадение, которое сделало бы их более надежными партнерами. Но ЕС по-прежнему воображает себя отстаивающим ценности, которые являются антитезой ценностей крайне правых. Вместо того чтобы утверждать, что ЕС должен отказаться от этих ценностей и следовать подходу, основанному на общих интересах, большинство аналитиков внешней политики, похоже, просто выносят на первый план подъем крайне правых, как будто он не происходит в самой Европе.